Высокая, стройная, умеющая красиво двигаться благодаря хореографической подготовке, но не блондинка, не курносая и не голубоглазая, как тогда требовалось для белорусского образа. Такой пришла Тамара Гончарова в Дом моделей в 1973 году. Пришла не по собственному желанию, а с подругой, мечтающей стать моделью. И с удивлением встретила там свою соседку Александру Сергеевну…
«Зачем тебе в модели, ты же правильная»
– Она была бригадиром демонстраторов моделей и занималась их активным поиском, приводя на кастинги целые толпы, в том числе и моих подружек. В этой сфере всегда так: никогда не знаешь, где, когда и кого найдешь. Я тоже приглашаю к себе в агентство девушек, приставая к ним на улицах. Очень часто те, кто мог бы стать моделями, об этом не догадываются. И я такой была
– Я считала себя некрасивой. То есть располагала качествами, которые являются препятствием к тому, чтобы идти в модели. Такой меня Александра Сергеевна и представляла, встречая во дворе. А еще она знала, что я учусь в нархозе (сейчас Белорусский государственный экономический университет. – прим. ред.) на бухгалтера. Какая же из меня модель? Она увидела меня – и говорит: «Томочка, ты чего здесь? Зачем тебе в модели, ты же правильная».
Я хорошо училась, слушала маму и папу и в ее понимании была слишком серьезной. Когда-то в детстве я хотела стать балериной, но папа в балет не пустил. Мечтала и о карьере певицы, но c этим тоже не получилось.
И вот я прихожу на кастинг в Дом моделей. Александра Сергеевна, вписав меня и подружку в список претенденток, вдруг говорит: «Я тебе лишний плюсик поставлю. По блату». Так я прошла первый этап и попала на следующий, который проходил спустя неделю или две.
Из оставшихся тридцати девушек отобрали несколько. Я в это число попала только потому, что в зале сидел Слава Зайцев, а у него нестандартный взгляд на моделей: он противник общепринятого образа смазливых и курносых.
«Это у Регины Збарской ноги колесом, а у этой девочки сексуальная кривизна»
– Мы стоим на высоком подиуме, как на столе, а комиссия сидит внизу. Я пришла в одежде, которая меня совсем не украшала, а Зайцев вдруг говорит: «Эту девочку надо взять». И я слышу причину – почему меня надо взять. Комиссии, вероятно, казалось, что мы не слышим, как нас обсуждают, а мы все слышали. Слава Зайцев про меня сказал, что я похожа на Регину Збарскую, знаменитую в то время модель. Ему отвечают: «Что вы, у этой девочки ноги колесом». Зайцев парирует: «Это у Регины Збарской ноги колесом, а у этой девочки сексуальная кривизна». С той поры я всем говорю, что у меня сексуальная кривизна ноги.
Я никогда не носила коротких юбок, всегда стеснялась саму себя, а меня вдруг выбрали в модели, и в конечном итоге из финалистов этого кастинга я осталась единственной. Другие потом отсеялись, потому что, как оказалось, не умели ходить, а я хорошо двигалась благодаря занятиям танцами: умела нести себя, несмотря на внутреннюю скованность и зажатость. Танцы мне и потом помогали.
«В Париже танцевали «Лявониху»
Мы ездили с показами, в программе которых присутствовала хореография. Например, в Париже танцевали «Лявониху». Приехали туда с коллекцией Инны Булгаковой – самого звездного дизайнера, работавшего в то время в Доме моделей. Инна и Владимир Булгаковы – супружеская чета, приехавшая из Москвы в Минск по распределению. Они здесь творили по-настоящему. А Слава Зайцев с ними дружил, поэтому очень часто приезжал к нам на кастинги и мастер-классы. Показывал, как делать макияж, как причесываться. У меня о нем остались приятные впечатления, в том числе и потому, что он меня выбрал.
Так вот, представьте себе: Париж, магазин La Samaritaine в самом центре, и мы на последнем его этаже. Для нас там построен подиум – и мы показываем французам советскую моду: белорусский лен, вологодские кружева, натуральная роспись по ткани, ручная вышивка на замше – великолепные вещи. Но сами мы были для Парижа никто, на нас смотрели, как на диво. После Парижа попали в Лион, побратим Минска. Там на ткацкой фабрике был организован совместный показ с участием наших и французских моделей.
Они все такие ухоженные, красивые, эффектные, демонстрируют натуральные шелка и меха, бриллианты и прочее. А после них выходим мы, простые девочки, в танце «Лявониха». Французские модели, конечно, не улыбались, у них это было не принято. Мы же вышли с таким восторгом на лицах, какой нарочно не изобразить: для нас было счастьем там выступить. Публику мы зажгли так, что с показа нас выносили на руках, аплодировали и дарили подарки. Вот когда мы ощутили, что радость – это когда не идешь, а летишь над подиумом, и это наслаждение полетом передается зрителям.
Французские модели, конечно, не улыбались. Мы же вышли с таким восторгом на лицах, какой нарочно не изобразить: для нас было счастьем там выступить
Очень часто к нам приглашали режиссеров, хореографов, балетмейстеров – самых прославленных, из наших театров. В Испании прямо на подиуме я танцевала испанские пируэты, потому что когда-то в детстве, занимаясь танцами, исполняла испанский танец из балета «Раймонда» и все движения мне были знакомы. Специально для этого выступления мне сшили платье. Тогда шили для каждой манекенщицы индивидуально. Ты стоишь на примерке и знаешь, что это твое платье, что его именно для тебя шьют.
Сейчас такого нет, сейчас шьют всю коллекцию на один размер. Но и тогда, как сейчас, стремились, чтобы модели были размерами поменьше, а ростом повыше – чтобы можно было эффектно представить элементы дизайна: кокетки, карманы, широкие плечи и пояса. Меня очень часто облачали в ботфорты и короткие шорты, и я ходила по подиуму, про себя думая: «Что же они делают? Все девочки в платьях, а мне все время ноги открывают». Оказывается, такая извилистость ноги, как у меня, – это очень правильно для модели.
«Я стояла на примерке, меня кололи иголками, а я видела это так: на мне творят искусство»
– Сначала я работала внештатно, потом на полставки, с оформлением трудовой книжки, с записью: «Демонстратор одежды». Каждый день до половины второго я училась, а к двум часам приходила в Дом моделей на работу. Показы или репетиции у нас были не каждый день, но это был Советский Союз: надо было вовремя пройти через проходную и отсидеть положенное время – четыре часа, в течение которых можно заниматься чем угодно. Я вязала, читала конспекты и книги. Потом тебя вызывают на примерку – и ты идешь на примерку, или у тебя скоро показ – и ты идешь на репетицию.
Краситься нас учили старшие манекенщицы. Меня учила Люся Евдокимова, наша неземная красота. Мы приклеивали огромные театральные ресницы, пользуясь медицинским клеем. Научились выщипывать брови, удалять волосы с ног – тогда еще многие не знали, что голени должны быть гладкими. Не было тогда школы моделей, как у меня сейчас, – с преподаванием актерского мастерства, уроками дефиле, макияжа, танцев и этикета. А ведь и тогда надо было уметь сделать нужный взгляд, правильно повернуть голову, раскрепоститься перед камерой, а не стоять, как простой манекен. Поэтому нас учили и фотографы, которые приезжали из Москвы и Прибалтики. Но это была учеба в процессе съемок.
Я, пришедшая в Дом моделей в первый раз, и я в то время, когда уже надо было из него уходить, – это два совершенно разных человека. Закомплексованная, забитая, неуверенная в себе – и кайфующая от того, как это прекрасно – быть моделью. Когда всему научишься и все поймешь, все становится интересно.
Я поняла, как это приятно – показать новую моду людям. А это была даже не мода, это были произведения искусства. Я стояла на примерке, меня кололи иголками, а я видела это так: на мне творят искусство. И считала себя соучастницей этого процесса. Потому что мой образ вдохновлял, моя фигура давала возможность творить. Конечно, я с шиком демонстрировала то, что для меня шили. И в Индии, и в Канаде, и в Дюссельдорфе.
Даже на ладонь приклеивали кольцо скотчем, я тогда впервые скотч увидела
«Смотри, не подведи, не скажи, что не надо»
В Дели после одного из показов к нам пришли корреспонденты. И наш директор Анатолий Петрович Гусар попросил меня дать им интервью. «Я тебя делегирую, потому что ты у нас правильная, – сказал он. – Смотри, не подведи, не скажи, что не надо». Интервью предназначалось для русской газеты в Индии. У меня спросили, чего я хочу, о чем мечтаю, и я сказала, что хочу увидеть Святослава Рериха и примерить сари.
В итоге вышла огромная статья, на две полосы – все про меня: где я учусь, как живу, как работаю – я рассказала об этом так, как требовали «партия и правительство». И вот после выхода этой статьи, после нашего очередного показа, за кулисы, где мы переодевались (и где по нашей одежде часто пробегали белые мышки – Индия! – и, кстати, они иногда что-нибудь грызли), приходит Святослав Рерих с женой – мечты сбываются! Вероятно, он прочел газету. Его жена, очень красивая индусская киноактриса, взяла меня за подбородок и сказала: «Какая красивая!» Рерих написал в нашу Книгу почетных гостей свой отзыв о нашей коллекции и показе. До сих пор этот отзыв хранится в Центре моды.
И в Дюссельдорф я поехала не потому, что самая красивая, а потому, что серьезная и ответственная, – когда надо представить страну, есть то, что красоты важнее. Меня выбирали по надежности – демонстрировать «Алмазы России» со стенда на выставке СССР. А в чем была моя миссия? На меня надели очень красивое вечернее платье натурального зеленого цвета с вышивкой и разместили бриллианты всюду, где только можно. Даже на ладонь приклеивали кольцо скотчем, я тогда впервые скотч увидела.
Огромные алмазы лежали и на подносе, который был помещен в кейс. Мне нужно было сфотографироваться на фоне лунохода с космонавтом Горбатко, был такой. Меня вели через всю выставку столбы-охранники, красивые, двухметровые, держа за руки, и несли этот кейс. Я говорю им: «В чем дело? Я же никуда не убегу». А мне отвечают: «Тебя украдут – и всем хватит: и тебе, и вору». Привели меня к макету лунохода, возле него стоит космонавт, я держу поднос с бриллиантами, а космонавт ниже меня на целую голову. Он говорит: «Ты понимаешь, что я – космонавт? А ты меня выше на голову».
Наша гид говорит: «Девочки, у вас Climat». Мы с гордостью: «Да, у нас Climat». «А у нас, – говорит она, – такими духами только проститутки пользуются
Я тогда сняла туфли, и он успокоился, хотя я все равно оставалась выше. Вокруг нас бегал немецкий фотограф, полненький, этакий бюргер, и фотографировал меня бесконечное множество раз. Потом подошел ко мне попросить адрес, чтобы выслать фотографии. А мы ведь не имели права никому ни адрес дать, ни номер телефона – вдруг это шпион? Тот фотограф влюбился в меня и приходил буквально на каждый показ.
Но я не могла с ним общаться – перед выездом я получила инструкцию о том, что мне запрещено контактировать с иностранцами и давать им свои координаты. А когда он принес нам фотографии с этими бриллиантами, Горбатко, который на выставке играл роль экспоната, написал мне на обороте фото: «Томарачка, брилианты украшают, но вы и без них хороши». Я тогда подумала: «Ведь это же космонавт! Как он мог так безграмотно написать?»
«До фабрик такая одежда не доходила»
– Мы несли в мир моду, но ее не каждый понимал. Когда все вокруг носили мини, моя мама тоже носила мини, и я шла по бульвару Шевченко в длинной юбке, которую сшила из платков, одна, а в десяти шагах от меня сзади шла мама и громко смеялась, видя, как на меня в длинной юбке реагируют люди.
В желтом пальто из натуральной замши друзья водили меня по проспекту – как звезду, которая к тому же имеет возможность выезжать за границу. Мы были компанией хиппи: дизайнер Владимир Цеслер, журналист Саша Михальчук, переводчик Виктор Орлов, ребята-журналисты, фотографы. Все думали, что это желтое пальто я привезла из-за границы. На самом деле его наш Центр моды сшил. До фабрик такая одежда не доходила – для массового производства все упрощалось.
«А мы ведь не имели права никому ни адрес дать, ни номер телефона – вдруг это шпион? Тот фотограф влюбился в меня и приходил буквально на каждый показ»
Желтой замши на всех не хватит, фурнитуры не найти, нужны специальные нитки – их тоже нет. В стране тогда не было даже белья, чтобы нас одеть. Панталоны на вате, чулки х/б, а за настоящими колготками и косметикой мы приходили в ГУМ в специальную секцию, где нам это в ограниченном количестве выдавалось.
Перед поездкой в Париж на шесть человек выдали три набора косметики Pupa и три флакона духов Climat, и мы разделились: кому-то – духи, кому-то – косметика. Приезжаем в Париж с ароматом Climat, думая, что мы – крутые, как парижанки. Наша гид говорит: «Девочки, у вас Climat». Мы с гордостью: «Да, у нас Climat». «А у нас, – говорит она, – такими духами только проститутки пользуются. Это совсем не то, что вам нужно».
Мне нравятся разные образы. Считаю, что моя одежда – та, которая мне подходит, является натуральной и приносит удовольствие. Не надо носить то, что не нравится. Не думаю, что так уж обязательно следовать моде. Это даже смешно – ей следовать. Лучше на шаг от нее отставать.
«Эта работа дала мне пьедестал, с которым расстаться уже невозможно»
– Я хотела бы никогда не краситься, и моделям в нашей школе мы краситься не разрешаем. Их лица – «чистое полотно», на котором надо нарисовать образ. Когда ко мне приходит новая модель, я говорю: брови не выщипывать, татуировку не делать, волосы не красить. Ценится все натуральное. И я с утра тоже совсем не накрашена. И на работу такой иногда прихожу. А если надо, накрашусь за пять минут.
Нас когда-то ничему не учили, а у меня в школе мы учим всему. Я преподаю дефиле, и мне это нравится. Когда провожу разминку с девочками и ребятами, делаю это скорее для себя, а не для них. В свое удовольствие. Моему агентству в этом году 25 лет. И 45 лет как я в мире моды. Эта работа дала мне пьедестал, с которым расстаться уже невозможно.
Я обязана была держать себя в том размере, в каком пришла на свой первый кастинг. Но с лишним весом проблем не было. Из-за границы мы очень часто приезжали похудевшими, потому что экономили там на еде, чтобы привезти домой побольше красивой одежды. Запреты самой себе в питании и образе жизни у меня есть. Я не могу позволить себе объедаться, лениться, курить, выпивать, есть много мучного и сладкого, пить газировку, ходить в McDonald’s. Когда-то я себе сказала, что не люблю мороженое, хотя очень его люблю.
Когда-то я себе сказала, что не люблю мороженое, хотя очень его люблю
Я всем говорю, что не люблю тортики, и не ем их. Разве только чуть-чуть, попробовать. Но я считаю, что многие женщины так живут. Я не борюсь за молодость. Потому что надо чувствовать свой возраст: он дает больше плюсов, чем минусов. Назад, в прошлое, я не хочу. Не думаю, что все у меня там было правильно, но уж как прожила… Я не стала бухгалтером, хотя проходила бухгалтерскую практику здесь, в Центре моды. Моим местом работы по распределению должен был стать Кореличский льнокомбинат. Конечно, я туда не поехала. Меня сделал Дом моделей, и мода стала моей жизнью.
Читайте также по этой теме:
— Belarusian Fashion Centre: бренд, создающий бренд
— Одна из первых моделей Беларуси Галина Чернышева: «Дома мы о своей работе не говорили – боялись»
Беседовала Светлана Вотинова
Фото из личного архива
