Режиссер Евгений Корняг работает с неудобными темами и выбирает «неправильных» героев. За это одни его нещадно критикуют, другие называют «надеждой белорусского театра». Как проходят подготовки спектаклей, в чем суть физического театра и что есть провокация на сцене, рассказал режиссер.
Бетон: «Передо мной стояла дилемма: насколько нужно быть понятным зрителю и нужно ли быть обязательно понятным».
Этот спектакль я определил как «визуальная поэзия»: зрители читают по телам актеров. Возможно, поэзия – не совсем верное определение жанра в этом случае, но более подходящего варианта я так и не нашел.
В основе «Бетона» – тема одиночества. Образ стены пришел во время обсуждения сценографии с Татьяной Нерсисян (художник-постановщик, лауреат Национальной театральной премии Беларуси. Работала с Евгением Корнягом над постановкой спектаклей «Латентные мужчины», «Интервью с ведьмами», «Бетон». – Прим. ред.).
Но то, что это именно бетонная стена и что спектакль будет называться «Бетон», решилось не сразу. Довольно долго я продумывал разные варианты визуализации темы. А потом, в очередной раз проходя мимо бетонных многоэтажек и административных зданий, понял: одиночество – это бетон, а мы – заложники бетона, серых и холодных «коробок».
На протяжении полугода мы встречались с актерами и работали без ничего. Была только тема бетона, стен и одиночества. Искали, пробовали, смотрели. Из образов в моей голове и репетиций с актерами родились небольшие этюды, из которых постепенно сформировался материал.
И я нашел в нем сильное сходство с историей Орфея и Эвридики – переход между этим и тем миром, от живого к мертвому, и попытка вернуться назад. Однако «Бетон» – не дословная интерпретация древнегреческого мифа, а современный взгляд на него.
Передо мной стояла дилемма: насколько нужно быть понятным зрителю и нужно ли быть обязательно понятным. Это извечный вопрос, когда необходимо думать не только о творческом полете, но и о посещаемости спектакля. Белорусская публика достаточно консервативна и нередко принимает в штыки то, что ей непонятно.
Еще один момент: специфика восприятия. Одним комфортнее, когда они могут самостоятельно выстраивать смысловые мосты, и подсказки для этого не требуются. Другие же без таких «зацепок» теряются, из-за чего у них возникает агрессия, неприятие происходящего.
Поэтому в «Бетоне» подсказки все-таки есть, но я постарался найти консенсус. Кому необходимо, тот воспользуется направляющими, кому это не надо, тот просто проигнорирует их. Но очень хочется, чтобы зрители, которые придут на спектакль, были знакомы с историей Орфея и Эвридики.
Что Корнягу надо?
Ты никогда не угадаешь, что Корнягу надо. Потому что я сам не знаю, какой результат должен быть. В процессе репетиций я даю задания актерам, и из того, как они их выполняют, выбираем то, что зацепило.
Например, была задача поставить танец. Актеры долго репетировали, представили результат, а мне в итоге понравилось лишь одно движение, из которого мы затем развили совершенно другой танец.
Наши репетиции – это постоянный поиск, свобода действий. Я даю актерам возможность продумывать, создавать, а потом уже корректирую, стилизую или перенаправляю.
Мне неинтересно ставить точную хореографию, расписывать процесс до мелочей. Актеры – взрослые люди и должны работать сами. В моих спектаклях актеры – соавторы. Они напрямую влияют на то, каким будет спектакль. Во время репетиций у нас постоянное взаимодействие. Но последнее слово, конечно, за мной.
Про женские и мужские образы
Постоянно слышу, что в своих спектаклях я намеренно героизирую женщин, пропагандирую феминизм и принижаю образ мужчины. Я же себе героев не выбираю и в принципе отошел от темы гендера. И что означает сегодня понятие «герой»? Герой гетеросексуален: им может быть как мужчина, так и женщина.
Более того, герою необязательно быть сильным и спасать мир. Герой в буквальном смысле слова героем может и не быть. Мне интересно показывать жизнь, разных, неидеальных людей, воплощать на сцене истории, образы. Но не доказывать, что кто-то хуже, кто-то лучше. Все хороши.
«Самый скандальный режиссер»
Это клише сопровождает меня с момента премьеры «Кафе «Поглощение». Но суть в том, что я никогда не стремлюсь к скандалу и не считаю себя скандальным. Мне хочется делать то, что мне нравится, чего я или кто-то до меня еще не делал. Мне хочется быть честным с собой, актерами, зрителями.
В моих спектаклях есть провокация, но как без нее? Почему все должно быть красиво, гладко и предсказуемо? И почему скандальным называют любого, кто выходит за рамки «нормы», поднимает неудобные темы, выбирает «неправильных» героев?
Читайте также: Актрыса Таццяна Мархель: «Беларускае – было і ёсць у нас. Гэта наш скарб»
«Корняг-Театр»
«Корняг-Театр» (KorniagTHEATRE) – авторский театр. Я сам сочиняю историю и представляю ее на сцене. При этом я хочу воздействовать на разные органы восприятия человека и использую театр как синтез искусств.
С самого начала меня интересовали пластика, тело. Тело для меня первостепенно, оно – главное выразительное средство. Поэтому «Корняг-Театр» – это не только авторский, но и физический театр. Его основой является не слово, а движение в самом разнообразном виде: движение актеров, декораций.
Физический театр заставляет зрителя думать, но при этом дает свободу, не указывает, что именно нужно думать и какие выводы делать. Каждый увидит то, что близко именно ему.
«Все мои спектакли у меня в голове»
Я записываю только идеи, образы. Подробные описания никогда не делаю, потому что итоговое видение спектакля рождается только в процессе его создания. Кроме того, я постоянно все трансформирую, меняю местами или вообще распределяю по разным спектаклям.
Как выглядит пьеса от Корняга? Примерно так… (Евгений показывает разворот ежедневника, в котором в виде списка – основные мысли и краткие пометки на полях.) И это развернутый план, так сказать. Обычно мои записи занимают страницу или даже половину ее.
«Голое тело не поганит театр»
Тема тела, особенно голого, на постсоветском пространстве до сих пор очень болезненно воспринимается и вызывает шквал агрессии. Мол, голое тело на сцене – высшая степень пошлости, и это самое последнее, что можно использовать в театральных постановках.
Я не считаю голое тело на сцене запрещенным приемом. Но во всем должен быть смысл. Оголить зад, чтобы просто оголить, – в этом я глубокого смысла не вижу. Но если обнаженное тело необходимо для раскрытия темы спектакля – почему его не использовать? Тело дано человеку Богом, это часть его. Сколько еще люди будут воспринимать тело как нечто аморальное?
Я отношусь к этому абсолютно спокойно и не испытываю дискомфорт при виде оголенных гениталий в частности. Более того, я не воспринимаю тело на сцене как сексуальный объект. Для меня это средство выражения, аналогичное речи и не имеющее ничего общего с пошлостью.
Мое мнение: человек перестанет видеть дикую проблему в голом – в первую очередь собственном – теле, когда позволит себе, наконец, раскрепоститься и примет тело как естественную данность, а не как величайший грех.
«Не торопись с выводами»
Один раз я хотел уйти со спектакля. Это была постановка Chicken For Money, Nothing For Freedom (с англ. «Курица для денег, ничего для свободы») в Бонне. Я был возмущен увиденным и собрался покинуть зал уже на двадцатой минуте. Каким-то образом заставил себя остаться и досмотреть…
В конце спектакля я стоял и кричал «Браво!». Это был один из лучших спектаклей, которые я видел в своей жизни. И именно тогда я понял: никогда не торопись с выводами.
Записала Наталья Гантиевская Фото: Егор Войнов, Катерина Андрияш
Читайте нас в Telegram, Facebook и Instagram (и не забывайте смотреть сторис). В соцсетях мы тоже каждый день публикуем самую интересную и актуальную информацию для вас.
