Сам себя он называет современным трубадуром, не живет подолгу ни в одной стране, всегда в пути и всегда с гитарой. Играет одинаково вдохновенно на городских площадях и в концертных залах. Говорит, что каждой душе нужно пройти свой путь, а все люди – радиостанции. В его жизни километры дорог и тысячи встреч, длинные пленки записей и внутренняя борьба по превращению дракона в стрекозу. Беседуя с ним, я пыталась поместить его в доступные людям понятия, объяснить его, разложить по полочкам – собрать в систему. Но это невозможно. Эстас – явление. Его нужно чувствовать.
Когда Эстас Тонне берет в руки гитару, люди буквально отключаются от физического мира и замирают. «Просто падаю в звездное небо…», «Ощущение, что я оторвалась от земли и летала…», «Вечный бродяга, волнующий, невероятный, его концерт невозможно описать словами», – так пишут на форумах и в соцсетях те, кто однажды услышал игру Эстаса на гитаре вживую. Потому что это музыка душ, музыка пути каждого в отдельности и всех нас вместе. Удивительно, как один человек с гитарой, в колке которой вечно дымится палочка благовоний, по нескольку часов держит целые залы и площади на одной волне, на одном дыхании, в едином потоке.
Эстас посетил Минск в рамках гастрольного тура Bridging the Worlds. Это первый гастрольный тур по городам России, Беларуси и Прибалтики, хотя в США и Европе его давно знают и восхищаются. Мне повезло взять у него интервью.
Эстас Тонне
Родился 24 апреля. Говорит на 4 языках: русский, английский, испанский, иврит. С 2002 года путешествует по всему миру, выступая на уличных площадках и в концертных залах. Эстас играет на 6-струнной акустической гитаре, используя уникальную технику игры, которая объединяет в себе соло и ритм. Он играет так, как будто это оркестр в одном инструменте. В его музыке слышны цыганские, классические, латиноамериканские и рок-мотивы. Эстас не только чрезвычайно одаренный музыкант, но и удивительный рассказчик историй, почерпнутых в своих странствиях.
– Расскажи о себе немного. Ты рос и взрослел в разных странах…
– Я родился в Украине. И рос там до 6 лет. Позже мои родители иммигрировали в Израиль, где я провел 11 лет. И с моей фамилией в плане произношения всегда была проблема. Потому что она пишется с «е» в конце, и все ее так и произносят: Тонне. Что за странная фамилия, спрашивали у меня. На самом деле это ТоннЭ. То, что мне удалось раскопать: мои предки жили в Германии, Эстонии, Латвии.
– В тебе есть цыганская кровь? Вопрос просто напрашивается, глядя на тебя и твой стиль жизни. И в целом цыганская эстетика, музыка тебя вдохновляют?
– Думаю, если мы копнем 5, 6, 7, 8, 9 поколений, то найдем очень много интересного. Я помню то время, когда меня это вело довольно долго (цыганский стиль. – Прим. ред.). И снова включило в музыку. Ведь я много лет не играл. Когда жил в Израиле, все эти 11 лет я не играл, хотя занимался музыкой с детства. Мне понадобилось это время, чтобы забыть академическую игру на гитаре. И когда я услышал Джанго Рейнхардта (джазмен-гитарист, один из основателей уникального стиля в гитарном джазе под названием «джаз-мануш», или «цыганский джаз». – Прим. ред.), во мне что-то включилось, я начал играть заново, я просто чувствовал.
– Ты не записываешь свою музыку на бумагу?
– И никогда не записывал. Вспоминая себя ребенком, я приходил из музыкалки, ложился на диван и что-то там играл, глядя в потолок.
– Ты всегда играл только на гитаре?
– Да. Сейчас еще немного играю на флейте.
– А если тебе дать в руки любой незнакомый инструмент, ты сможешь что-то сыграть на нем через пару часов?
– Определенно что-то будет. Но каждый находит именно свой инструмент. Либо нам его приносят наши ангелы.
– Ты веришь в ангелов?
– Я думаю, мы все ангелы. Мы все исполняем эту роль в какой-то момент.
– На какой гитаре ты сейчас играешь? Может быть, их несколько? У тебя есть любимые? У моего отца, например, было 7 гитар…
– Дело в том, что у меня нет точки под названием «физический дом», поэтому я не могу туда складывать кучу всяких инструментов. Они все немного разбросаны по разным местам. Со мной определенный инструмент проходит какой-то путь, и если внутри меня проявляется что-то новое, я, может быть, возьму другой инструмент. Сейчас играю на гитаре немецкого мастера, созданной специально для меня. Хотя в прошлом году нашлась гитара, которой 120 лет, сделанная неизвестным мастером, с двумя грифами, с потрясающим звуком, но у меня просто не было времени с ней нормально побыть. Каждый раз ее трогаю, и она рассказывает мне какие-то новые истории. Но я всегда много перемещаюсь…
– Каков твой путь, Эстас?
– Понимаешь, если бы мы помнили, для чего мы сюда пришли, то нам всем было бы очень просто жить здесь. Но поскольку у нас эти воспоминания отключены, то, видимо, есть причина, почему мы сюда возвращаемся. В какой-то момент мы вспоминаем, для чего все это, кто мы есть. Например, в момент физической смерти. Когда человек выйдет из тела, он сразу все поймет. Душа все поймет. В любом случае. Вопрос в том, сможем ли вспомнить это до физической смерти.
– В скольких странах ты жил и как долго остаешься на одном месте?
– Последний раз я провел год в одном месте. Это было 15 лет назад в Нью-Йорке. Вот именно в тот год мне принесли гитару, и я снова заиграл.
– Нью-Йорк, говорят, самый творческий город…
– Я бы не сказал. Самый творческий год моей жизни был позже: в Индии, в Гоа, где я прожил 6 месяцев.
– В Индии все просветляются, за этим туда специально едут…
– Ездить в Индию просветляться не нужно. Индия просто вскрывает глубинные процессы очень быстро, потому что Индия – это как стиральная машина. Там все дышит духовностью, она снимает шелуху. И для всех это происходит по-разному. Если поехать туда и немножко там побыть, то тебя начинает бросать в разные стороны. С мотоцикла можно падать много раз, все деревья будут цеплять… Вот у меня именно такой процесс был. Но у каждого он свой. То, что нам нужно прожить, мы проживем в том месте, где мы есть. Необязательно за этим ездить в Индию.
– Как прошел концерт в Минске?
– Это сложно назвать концертом в стандартном формате. Потому что для меня это путь, это проживание себя. Как это будет проживаться в том или ином месте, напрямую связано с самим местом, с теми людьми, которые пришли меня послушать.
– Ты общаешься со своей аудиторией с помощью гитары. Какую-то энергию туда отдаешь, она к тебе возвращается, ведь так? Уверена, что в каждом месте это разное чувство. Ты можешь описать вот это белорусское ощущение?
– Несколько слов: теплая волна, теплое сердце. Но было чувство чего-то невыраженного. Какой-то suppress (подавленность. – Прим. ред.).
– О, ты даже не представляешь, как ты прав! А людей вот так чувствуешь? Может быть, ты их как-то по-особенному видишь?
– Я думаю, мы все что-то видим и чувствуем, но часто не можем идентифицировать это. Я могу чувствовать что-то, а на самом деле я могу чувствовать тебя, например. И это я или ты? Иногда можно даже не знать, что я думаю. Это я думаю, мой сосед думает, что-то коллективное думает? Мы все радиостанции, и мы даже не понимаем, что с нами происходит. Вот это «слушание» себя приводит к определенному знанию внутри: что я слушаю, кого я чувствую – себя, других, чьи мысли я читаю – свои, чужие, коллективные.
– У тебя очень харизматичная внешность. Как лик Иисуса. Какие у тебя отношения с официальными религиями?
– Никаких.
– В детстве тебя крестили?
– Нет. Но у меня есть еврейские корни. Я понимаю, что такое еврейство, я с этим вырос, но я к этому не отношусь. Я провел 11 лет в Израиле и долго за этим наблюдал. Единственное, за что мне нужно брать ответственность, – это быть правдивым с собой.
– Если позволишь, я задам вопрос о семье. Не о родительской семье, а о твоей. Есть ли она у тебя? Есть ли та единственная, ведь мы все ищем половинку, и, по одной из теорий, их 11 у каждого человека…
– Я думаю, это аспекты души. Само понятие брака в традиционном смысле со временем будет исчезать. Потому что в этом что-то неправильно. Неправильно то, как мы на это смотрим. Уже многое изменилось за 200 лет. Раньше было очень сложно развестись и прочее. Хотя если мы приедем в какой-нибудь маленький городок в любой стране, то до сих пор для женщины развестись невозможно, на нее косо будут смотреть соседи, она не сможет построить свою жизнь счастливо. Моя женщина на данный момент – это гитара. Но, скажу так, в моей жизни присутствует очень много сердечных сестер.
– Женщины, влюбленные в тебя, за эти слова должны тебя просто ненавидеть. Ведь ты принадлежишь всем и никому, а мы этого не терпим.
– Ты все за меня решила! (Смеется.)
«Эстас, но она правильно все говорит», – в беседу включилась Индре, член творческой команды Эстаса на время тура.
– Я бы ответил иначе: даже в моей истории жизни было много всяких встреч, и когда произойдет какая-то особая встреча, я просто пойму это.
– Ты хочешь детей?
– Что значит, хочешь детей? Это что, я пошел в магазин и купил дубленку?
– Обычно так говорят: хочу детей. Хотя есть люди, которые осознанно не хотят заводить детей, потому что избегают ответственности, привязанности…
– А есть теория, что люди не хотят детей, потому что на этой планете уже очень много детей, которым можно помочь. Наше отношение к детям – это отношение как к собственности. В том смысле, что мы вам давали, вы нам должны дать обратно.
– Ты знаешь, беседую с тобой и меня не покидает образ Феникса. Был мальчик Эстас, потом умер и родился новый мальчик Эстас. Ты как Феникс: из пепла.
– Ты опять за меня все решила. Какое хорошее интервью! (Смеется.) Я много лет саморазрушался. Много всего было. И все это я прошел до музыки. Наркотики, уличные драки… Это был процесс очищения. И все это было мной прожито. Часто с музыкантами происходит иначе: они окунаются в этот музыкальный мир, в тусовки, тяжелые наркотики – все это затягивает, и включается саморазрушающая программа. Потому что они не знают, как заполнить себя вне сцены. Вне этого момента самовыражения. А что происходит в момент самовыражения? Подключение к источнику, к космосу, назови как угодно.
– Как ты борешься со своими внутренними дьяволами? Ведь у каждого есть темная сторона.
– Конечно, дракончик выходит. И кусается. Но не так, как раньше. Я много лет учился его укрощать. Потому что переход от пушистости к испепеляющему огню происходит мгновенно. И в каждом из нас это есть. Я наблюдаю за своими эмоциями. Раньше это могло превратиться в разбивание гитар, стен, голов. Теперь процесс превращения дракона в стрекозу проходит быстрее. Понимаешь, каждая душа желает прожить что-то определенное, пройти свой путь. И если ей нужен опыт убийства, то, значит, так и будет. Кто ты такая или кто я такой, чтобы сказать человеку не делать что-то или делать, а потом судить его. Если смотреть на ситуацию войны или какого-то катаклизма, то значит коллективному нужно прожить определенный опыт.
– Мне кажется, это очень удобное мышление, чтобы оправдать все злодеяния на свете…
– Пока мы будем все распределять по полочкам: что хорошее, что плохое, – правды не найти.
– А как ты для себя ее ищешь?
– Узнай, кто ты, в первую очередь.
– Тебя в кино приглашали сниматься? Расскажи о своих творческих проектах.
– Есть один интересный проект. Фильм «Время шестого солнца». Он еще в процессе. Его делает одна женщина, английский режиссер, которая ездила по всему миру. Она получила инициацию в Мексике. Есть легенда, что когда в мире прозвучат одновременно 80 000 барабанов, это будет официальным зовом пробуждения на земле. Это произошло в Мексике. И после этого она поехала по миру снимать разных потрясающих людей, задавая вопросы о жизни, о любви, о смерти. Потом она встретила меня в пути и попросила быть странствующим трубадуром, просто быть собой. Проект еще не закончен, но я надеюсь, она все-таки завершит его. Своими силами мы делаем сейчас какие-то маленькие зарисовки встреч, путешествий. В большом кино хотелось бы, конечно, поучаствовать, и думаю, когда оно придет, я буду знать. Не хочется участвовать в бессмысленном театре. Пусть это будет кем-то написано, но должна быть импровизация.
– Ты сам пишешь?
– Пишу довольно много лет: записи, записки, диалоги… Это все лежит в безумном количестве чемоданов, сумок и коробок… Я в этом увидел самотерапию. Просто выписываю на бумаге какие-то эмоции. Я даже к ним не возвращаюсь, просто складываю. Кроме того, я много лет вел записи на телефоны, на диктофоны, что-то писал на салфетках и просто все это складывал. Это огромное количество материала. И наверное, все-таки будет однажды книгой о трансформации. О трансформации дракона в стрекозу.
– Последний вопрос. Что такое любовь?
– Когда-то мне задавали этот вопрос, и у меня с этим ассоциировалось одно состояние, хотя я сам лично не могу знать в этой жизни, что значит быть матерью. Любовь у меня ассоциировалась с кормлением матерью ребенка. Это природно, натурально, полная отдача. А сейчас я бы сказал, что это быть собой. Принять и свет, и тьму.
Беседовала Мария Столярова.
Фото: Екатерина Гарбулько.